Тётя Пол улыбнулась, но ничего не ответила.
– Надеюсь, ты скоро поправишься, малыш, – заключил Волк, – но всё же подумай над тем, что я сказал.
Гарион надулся, смертельно обиженный словами господина Волка Несмотря на все усилия сдержать слёзы, предательские капли заблестели на глазах.
– Спасибо, что зашёл, отец, – сказала тётя Пол.
– Всегда рад увидеть тебя, дочь моя, – ответил тот и тихо вышел.
– Почему он так говорил со мной? – надулся Гарион, шмыгая носом. – Пришёл и всё испортил!
– Что именно, дорогой? – спросила тётя Пол, приглаживая складки на своём сером платье.
– Вообще всё, – пожаловался Гарион. – Все короли сказали, что я очень храбрый.
– Короли вечно говорят подобные вещи. На твоём месте я бы не придавала их словам особого значения.
– Но ведь я храбро поступил, правда?
– Уверена, что так оно и было, дорогой, – утешила тётя Пол, – и что на свинью ты произвёл огромное впечатление.
– Ты не лучше господина Волка, – всхлипнул Гарион.
– Да, дорогой, ты, наверное, прав, но это вполне естественно. А теперь, что ты хотел бы на ужин?
– Я не голоден, – вызывающе буркнул Гарион.
– Неужели? Значит, тебе нужно какое-нибудь питьё для возбуждения аппетита.
Сейчас сделаю.
– Нет-нет, я передумал, – поспешно заверил Гарион.
– Я так и думала, – кивнула тётя Пол и внезапно без объяснений обняла его и крепко прижала к себе.
– Что мне с тобой делать? – вздохнула она наконец, – Со мной всё в порядке, тётя Пол, – заверил мальчик.
– Да, на этот раз, – ответила она, сжав ладонями его щёки. – Храбрость – великое качество, мой Гарион, но прошу, попытайся хоть немного подумать, прежде чем бросаться на врага очертя голову. Обещай мне.
– Хорошо, тётя Пол, – кивнул он, немного смущённый. Как ни странно, но тётя, казалось, вправду о нём беспокоилась, и в мозгу Гариона забрезжила мысль, что, хотя между ними нет кровного родства, какая-то связь несомненно существует, а это уже немало. И Гариону впервые стало за последнее время легче на душе.
На следующее утро он смог встать Мышцы ещё немного болели, к рёбрам нельзя было прикоснуться, но молодость взяла своё. Часов около десяти Гарион сидел вместе с Дерником в большом зале дворца Энхега. К друзьям подошёл седобородый граф Селин.
– Король Фулрах спрашивает, приятель Дерник, не будешь ли ты так добр пройти в зал и присоединиться к членам совета? – вежливо спросил он.
– Я, ваша честь? – недоверчиво охнул кузнец.
– Его величество восхищён проявленным тобой здравым смыслом и считает, что ты являешься олицетворением практичности, присущей истинным сендарам. То, что мы обсуждаем сейчас, касается всех людей, а не только королей Запада, и присутствие прямодушного честного человека, обладающего несомненной проницательностью и немалой сообразительностью, может быть очень полезным для решения столь трудной задачи.
– Немедленно иду, ваша честь, – ответил Дерник, быстро вскакивая, – но вы должны быть снисходительны, если я не проявлю особого красноречия. Гарион выжидающе насторожился.
– Все мы слышали о твоих приключениях, мой мальчик, – любезно обратился к нему граф. – Ах, если б вновь стать молодым! – вздохнул он. – Идёшь, Дерник?
– Немедленно, ваша честь!
Оба вышли из тронного зала и направились в комнату, где заседал совет.
Гарион остался один, раненный в самое сердце таким пренебрежением. Он находился в том возрасте, когда человек очень ревностно лелеет чувство собственного достоинства, и всё в душе сжималось, стоило только вспомнить, как высокомерно с ним обошлись, не пригласив пойти вместе с Дерником.
Оскорблённый и расстроенный, мальчик, угрюмо нахмурившись, вышел из зала и отправился посмотреть на убитого кабана, висевшего в леднике рядом с кухней. По крайней мере, хоть зверь воспринял его всерьёз.
Но сколько времени можно провести в компании свиной туши?! Настроение окончательно испортилось. Вблизи кабан вовсе не выглядел таким большим, как вчера, а клыки, хоть и достаточно впечатляющие, оказались не столь уж длинны и остры, как представлялось Гариону. Кроме того, в леднике было холодно и ноющие мускулы сразу одеревенели.
Идти к Бэйреку не имело смысла. Рыжебородый великан закрылся в своей спальне, охваченный приступом чёрной меланхолии, и отказывался открыть дверь даже своей жене. И Гарион, предоставленный самому себе, снова предался унынию, но потом решил, что вполне может побродить по огромному зданию с его пыльными нежилыми комнатами и тёмными извилистыми коридорами. Дворец Энхега был и в самом деле невероятно большим, потому что, как объяснил Бэйрек, строился больше чем три тысячи лет. Одна из южных пристроек пустовала, а крыша провалилась сотни лет назад. Гарион поднялся на второй этаж развалин, походил по коридорам, мрачно размышляя о бренности всего существующего и о быстро преходящей славе, заглядывая в комнаты, где на древних кроватях толстым слоем лежал снег, а на полу виднелись бесчисленные мышиные и беличьи следы. И тут он очутился в длинном коридоре без крыши, где на снегу темнели другие следы, оставленные человеком, совсем свежие, не припорошённые снегом, хотя накануне был сильный снегопад. Сначала Гарион подумал, что следы его, – вдруг он каким-то образом описал круг и вернулся туда, где уже проходил? – но отпечатки явно принадлежали гораздо более крупному человеку.
Конечно, могла найтись сотня других объяснений, но Гарион почувствовал, как забилось сердце. Человек в зелёном плаще всё ещё скрывался во дворце. Мерг Эшарак оказался в Вэл Олорне, а светловолосый аристократ прятался в лесу, и намерения его были явно отнюдь не дружескими.